Общее количество информации
16.10.2015Поэтому, не претендуя на бесспорность выводов, я сочла возможным привести некоторые примеры режиссерских решений этого спектакля. Ведь театроведческая наука особенно тогда, когда исследователь обращается к малоизученному явлению театральной жизни прошлого, продолжает пользоваться во многом чисто эмпирическими приемами. И сегодня приходится так же, как и раньше, по крупицам собирать каждое объективное мнение о том или ином факте художественной жизни, чтобы в итоге нарисовать с максимальной объективностью его приблизительные очертания. Если на основе опытов академика А. Колмогорова, о которых пишет В. Иванов в своей статье «Современная наука и театр», можно, например, оценить не только общее количество информации, содержащейся во всем тексте «Бориса Годунова» или в одной его строчке (хотя попробуй оцени смысл такой строчки, как «Народ безмолвствует»), но и количество информации, передаваемое пушкинским белым стихом в каждой строке пьесы, то зафиксировать плотность информации конкретной режиссерской и актерской трактовки этого текста все равно невозможно.
Таким образом, поиски живого художественного облика спектакля «Ревизор» шли по линии восстановления отдельных воспоминаний постановщика и актеров: Ю. Рутковского, Е. Кручининой, Морской, С. Ассуирова. Рассказывая о спектакле, они вспоминали те сцены, которые ничем не напоминали спектакль Мейерхольда. Например, прощание с Хлестаковым. Вращающийся круг (а вращали его еще вручную) переносил процессию провожающих на крыльцо дома городничего. Здесь, на фоне разыгрываемой слугами выразительной пантомимы, которая шла в ритме отрывистых приказов Осипа, чей голос слышался из-за кулис и проходило трогательное прощание с героем. Хотите хорошо провести время тогда эта ссылка для вас. Слуги лихорадочно загружали всяческим добром дорожную пролетку (подразумевалось, что она стоит за сценой), провожающие окружали Хлестакова повышенным вниманием и заботой, сам же Хлестаков порывался быстрее вырваться на волю. Наконец, он убегал, семейство городничего устремлялось за ним, слышался дребезжащий звон колокольчика, шел занавес, а колокольчик, удаляясь, все еще звенел, не то тревожно, не то издеваясь.
